В сегодняшних снах было много необычного, странного и крипового. Если говорить о структуре — не так уж много удавалос...

четверг, 01 декабря 2016

06:45

Йаррис /// В доме было десять тысяч двеpей, но она выходила в окно ©

В сегодняшних снах было много необычного, странного и крипового.
Если говорить о структуре — не так уж много удавалось посмотреть снов, продолжающихся сюжетно после коротких ночных пробуждений (хзчо, от страха или от жары просыпалась несколько раз),а ещё реже приходилось во сне... думать. Вот как странно бы это не прозвучало, осознанность действий, а тем более — осознанная речь, — это что-то новенькое.
Один из самых жутких снов, виденных мною в жизни (не так давно, к слову), был о побеге из больницы, в которой проводились эксперименты над людьми. В нём меня не покидало ощущение совершенно панического ужаса, и большая часть этого ужаса была вызвана совершенным отказом соображалки: я не могла взять себя в руки, не могла сосредоточиться, находясь в экстремальной ситуации совершенно не могла адекватно реагировать, просто бежала и боялась, боялась и бежала.
А сегодня вот, во втором сне, основная сюжетная линия которого была основана на легенде о четырёх братьях — богах войны, у каждого из которых было свое смертельное оружие, и которые бесконечно воевали между собой, я умудрилась мало того, что сообразить, что надо сказать, так на ходу ещё и исправиться.

Притча-миф о четырёх братьях-богах, мудром Учителе и пустынеЧетыре брата-бога соревновались между собой в воинском искусстве, один владел мечом, второй — луком, третий — булавой, а четвертый... силами разума. Поэтому он перестал быть богом войны и стал богом справедливости/мира, и три брата изгнали его на мороз из своих пустынных королевств, и с того самого мороза он скорбно продолжал следить за их непрекращающимися тёрками.
С течением времени трем братьям слегка поднадоела эта бесконечная междусобица, и они отошли в тень, но лишь затем, чтобы через поколение начать всё заново; не своими руками, но вложив своё оружие в руки тех, кому суждено стать их воплощением в грандиозной новой войне.
Развлекаясь подобным образом, немилосердные боги довели земли, принадлежавшие народам, которым они "покровительствовали", до полного истощения: пустыня поглотила их, солнце иссушило их, а люди стали тенями самих себя. Но один юный воин, в разгар кровопролитного сражения, опустил меч и внял голосу разума, говорящему, что нужно разорвать этот порочный круг, остановиться и найти способ остановить вечные войны. Он стал духовным учителем для своего народа, и положил жизнь на то, чтобы вселить в их сердца идею милосердия и созерцания.У него было много последователей, проповедников-паломников, да и сам он до преклонного возраста путешествовал по красным пустыням в поисках мира.
И вот однажды, в одном из таких путешествий, он наткнулся на некое святилище, в котором лежало божественное оружие — лук и колчан со стрелами. Там же он нашёл и книгу, в которой говорилось, что братьев-богов не трое, а четверо, и тот, четвёртый, мудрый и справедливый, в своем морозном пределе ждёт визита героя, который осмелится нарушить бесконечную цикл деструкции и смерти.
Пока старый Учитель был занят изучением книги, найденный им ранее божественный лук исчез, а служитель святилища сказал, что пробил час для начала новой войны, и один из богов приказал ему послать оружие в нужные руки, в нужное место. Туда, где всё начнётся. В который раз.

Солнце палит нещадно, оно белое и страшное, жар от камней и песка будто вибрирует в воздухе и чувствуется всем телом, но меня бьёт озноб, когда я понимаю, что произошло: война должна начаться в тех землях, откуда родом сам Учитель. При правящем там царе остался Первый из его учеников — мудрец Аристотель (не спрашивайте >__<

, и первое, что я вижу, переступив порог охваченного огнём, и встретившего нас криками и лязгом стали о сталь дворца — его тело и отрубленную голову рядом.
Я хватаю валяющийся подле трупа свиток и бегу вслед за поспешно удалющимся Учителем, понимая, что теперь, после смерти Аристотеля, занял его место и стану его Первым.
Учитель стар. Разве заслужил он смотреть на происходящий ужас, — как всё то, что он созидал, предано огню, рушится по прихоти какого-то неугомонного бога?
— Мы должны найти четвё.... — начинаю я, но тут же осекаюсь
Неуверенности в данном вопросе быть не должно. Я остался Первым, и отныне должен не спрашивать, а быть уверенным. Учитель видел ужасы в юности, и вот они снова настигли его. Я должен дать ему надежду и поддержать его.
— Мы найдём четвёртого бога-рыцаря, Учитель, — говорю я твёрдо.

В белом лесу меж заснеженных гор навстречу нам идёт рыцарь в серебряных доспехах и шлеме в виде головы зверя.
Мы победили.

_______________

Пост-притчевая норкоманеяА вот дальше началась какая-то лютая наркомания про то, что типа всё это была какая-то онлайн игра дополненной реальности, в которую мы шпилили всем оркестром (практически), и типа так как мы выиграли, теперь можем получить награду из рук побежденных нами "врагов".
На ледяном постаменте в ряд стоят четыре фигуры в довольно странных серебряных доспехах, а у меня довольно странное желание — просто взять и обнять того, кто был четвёртым "богом".
Но желанию этому не суждено сбыться, так как стоящая рядом коллега Таня вручает мне миску с говяжьим бульоном, а так же даёт в руки какую-то глиняную вазочку с опалом, со словами: "Тут Волощук напел несколько нот, тебе нужно угадать, что это за ноты. Я не знаю, что ты получишь в награду, но это — дополнительное испытание". И я прикладываю сосуд к уху, там действительно голосом Серёжи напето какое-то "ту-ду-ду-ля-ля-ля", и пытаюсь понять, вотзефак.
А за столом, который я вижу сквозь ледяные колонны, сидит Аня и Волощук, и разговаривают о какой-то технике, телевизорах и трансляции, и Аня возмущается, что Волощук впаривает ей какую-то хрень про рекламу, когда у неё и декодера-то для телевизора нету.
БЛЯТЬ (с) :lol:

________________

А первый сон (по хронологии первый, как раз тот, за время которого я дохрена раз просыпалась) был про зомби-апокалипсис. И... пусть по сути своей он куда страшнее, чем тот кошмар с побегом из больницы, но панического ужаса не было: просто так вот, со стороны смотря, это.. жутко.
Уж насколько не близка мне тема зомби и прочего, но... как же во сне это было реалистично и крипово.

Про хлебушек, заразу и тленВ большом мегаполисе — типа Пекина или Нью-Йорка, с небоскрёбами и неоновым светом — случилась вспышка какой-то эпидемии, поразившей людей. Увы, я даже не могу вспомнить, в чем заключались симптомы и как протекала болезнь, но... скорее, это ближе к крысиной чуме Дизоноред, чем к какому-нибудь Валькиному Деду.
Неведомая зараза шагает по городу, выкашиывая целые районы. Вернее скзать, не выкашивая, а...
Вот представьте. Идёте вы, значит, за хлебушком в супермаркет. И вдруг понимаете, что люди, которые на улице вокруг вас, не двигаются. Просто стоят и не шевелятся. Или медленно покачиваются, стоя. И вы идёте не просто за хлебушком, а за хлебушком в разворованный супермаркет с наполовину погасшей вывеской. И дело ночью происходит. И вам нужно пройти между кажущихся скелетами в одежде сограждан незамеченным. И у вас в руке нож, в ухе — bluetooth-гарнитура, в которую кто-то причитает: "Как ты там, все в порядке? Ответь!! Зачем ты туда пошел??" — а вы такой бодрячок, отвергаете наползающий, как липкий слизняк — на яблоко, страх, и отвечаете: «Всё ок, их тут много, но я справлюсь».
Заражённые похожи на плакальщиков, только очень, очень вялых. Они не мёртвые, а лишь умирают, и безумные, но очень, очень тормознутые. От одного-двух вполне можно убежать, от толпы — неа. Но нападают эти болезные только если сильно их раззадорить. Если просто идти за хлебушком — они не нападут.
Я иду по подъезду, засыпанному осколками плитки и бетонным крошевом, и думаю, в скольких квартирах сейчас уже гниют трупы, а в скольких доживают последние дни больные люди.
У моего жилища какие-то неебически сложные электронные замки и система проверки личности.
Болезнь нельзя вылечить, можно лишь изолировать целые районы, закрывая границы и перекрывая доступ на территорию. Кольцо сужается, в центре ещё ходит метро, но в высоких домах уже нет живых. Вся жизнь — под землёй.
Так страшно. Очень страшно. В гарнитуре — родной голос, где-то рядом кто-то дожёвывает соседа, а в руке — пакет с хлебушком.