Йаррис /// В доме было десять тысяч двеpей, но она выходила в окно ©
Река неподалеку от храма так и называлась - «Река». А лес назывался просто «Лес». В собственных именах не возникало нужды - других рек и лесов тут не было, попадались только ручьи и заросли кустов.
Эдем был большим островом - но не совсем обычным. Река окружала его со всех сто рон. Она не имела ни начала, ни конца. Из свойств обычных рек у нее имелось довольно быстрое течение и внушительная
ширина. На ее дальнем берегу смутно синели какие-то горы, но они были видны только в ясные дни, и принимать их слишком всерьез не стоило. Как и саму Реку: она служила просто границей этого мира.
Мимо храма проходила грунтовая дорога - идеально ровная, быстро высыхающая после любого дождя. А за дорогой начинался Лес, куда и направилась Сперо.
Снаружи Лес походил на бесконечно длинный фасад готического собора, протянувшийся от одного горизонта до другого: как если бы китайцы построили свою великую стену из пригнанных друг к другу Нотр-Дамов.
Сходство не было случайным - деревья в этом лесу знали человеческую архитектуру назубок и вполне сознательно, не в точном инженерном смысле, а по-своему, медленно и мечтательно, воспроизводили ее
по уговору друг с другом. Склонив голову в знак приветствия, Сперо шагнула в стрельчатый проход, образованный cросшимися стволами. Всякий раз, когда она входила в Лес, ей казалось, что она попадает
в древнее святилище, уже забывшее, каким богам поклонялись в его полумраке.
Лес состоял из множества высоких зеленых залов, образованных переплетающимися стволами и ветвями. Каждый такой зал походил на пузырь священной пустоты с поднятым в головокружительную высь куполом,
в самом центре которого ветви расходились, оставляя круглое окно - и между колоннами деревьев возникали своды, откуда лился небесный свет, чуть подкрашенный зеленью листьев и разноцветными пятнами цветов.
Вверху мелькали птицы, доносился их щебет - а внизу, в полумраке, по которому шла Сперо, царил прохладный покой, и голоса птиц не нарушали его, а только подчеркивали.
Все эти огромные зеленые залы были разными - но любой годился для того, чтобы короновать здесь какого-нибудь земного императора. Вот только земные императоры не очень годились для Леса - ни один из них,
насколько помнила Сперо, так сюда и не добрался.
/..../
– Ты прав. Рай, в который верят люди – что-то вроде сада с фруктовыми деревьями. Там живет Бог. Люди надеются туда попасть, но не знают, что это. Они рисуют в своем сознании смутный образ сада – и живущего здесь Бога.
А потом, когда они освобождаются от тел, сознание начинает искать похожее место. Или само создает его по отпечатавшимся в нем чертежам. Тогда проявляются логические несоответствия, которых люди не замечали при
жизни. Ведь человек – все помнят – был изгнан из рая. Поэтому чаще всего в Эдеме становятся зверями. Во всяком случае, в этом Эдеме…
– Ты тоже верила в рай? – спросил Серж.
Сперо кивнула.
– Ты счастлива здесь?
– Все сделано из счастья, Серж. Даже наша боль.
– Некоторые утверждают, что все сделано из боли, – ответил Серж. – Даже наше счастье. Я знаю про это не меньше десяти песен.
Сперо усмехнулась, но не сказала ничего.
Солнце вышло из-за закрывшей его тучи, и в центре поляны опять возник столб солнечного света. В нем сразу же появилось несколько крохотных пестрых птиц, успевших, видимо, замерзнуть в тени. Этих птиц здесь так много,
подумала Сперо, а их жизнь так коротка… Места в Эдеме хватит для всех. Все будут счастливы какое-то время. Даже Бату.
– Мне пора идти, звери, – сказала она. – Вам уже совсем недолго здесь оставаться. Попробуйте просто радоваться жизни. Даже тому, что обычно вас раздражает. Скоро оно перестанет вас раздражать. И тогда вы
заметите, как вам его не хватает…
Звери молчали.
Повернувшись, Сперо пошла к зеленой арке. Она могла бы сказать глядящим ей в спину зверям еще многое.
Что Бог, которого она им показала, был таким же точно жульничеством, как придуманная гипнопитоном Бату гадюка.
Что она создает этот мир сама – как один из приютов, куда приводит заблудившиеся угасающие умы их последняя земная надежда.
Что Эдем – просто ее маленький личный цветник, до которого никому во вселенной нет дела. И это, по большому счету, такая же сентиментальная глупость, как висящая в зимнем лесу кормушка для птиц. Мир, созданный
без всякой цели. Просто из любви, снисходящей даже к тому, чего на самом деле нет.
И все, что она может придумать для канувших в колодец бесконечности теней, которым так не хватало любви при жизни – это позволить им вернуться и немного побыть продолжением того смешного, безумного и бесконечно
трогательного, чем они когда-то были. Позволить им снова стать собственным эхом, дать этому эху прозвучать в специально созданном для него резонаторе – и отразиться в другие миры, игрушечные, добрые и
полные любви, разноцветными мыльными пузырями возникающие в бесконечности.
Эху не следовало знать, что оно просто эхо. Иначе волшебный мир потерял бы свой смысл. Исчез бы последний отпечаток древности и живших в ней душ…
© В. Пелевин "Любовь к трем Цукербринам"
