...мы выходим с собрания, проходившего в классе русского языка и литературы. Я разговариваю с какими-то мальчишками и один из них вдруг спрашивает: "А ты можешь подержать пока моего брата? Мне надо в туалет отойти" — "Конечно могу, — отвечаю я, — а что надо делать?"
Мальчик объясняет, что все просто: надо взять и обнять другого мальчика за спину и, поддерживая его за грудь, просто идти, чтобы он, по мере собственных сил, шел впереди. Или нести его, таким образом, поддерживая под руки, перед собой.
Выполняю эти инструкции.
Мальчик, которого я заключаю в объятия, тщедушен и бледен, налицо выраженная болезнь — аутизм или что-то вроде этого; он выглядит довольно странно: почти налысо бритый, по пояс голый, добродушно улыбающийся и всем видом выражающий полное "отсутсвие присутствия".
Он пытается идти передо мной, но ноги постоянно заплетаются. Я поддерживаю его, то и дело перехватывая поудобнее, и разговариваю с ним о чем-то отвлеченном. Поначалу мне страшно — все время кажется, что я ему делаю больно, а он мне об этом сказать-то не может. Потом, внезапно, понимаю, что на самом деле передвигаться таким образом вместе с ним достаточно просто, и ему это даже вполне нравится. Еще какое-то время спустя я начинаю странным образом понимать его чувства и быть уверенной в том, что не сделаю ему ничего дурного.
Биение его сердца — спокойное и ровное, я чувствую его, так как...Биение его сердца — спокойное и ровное, я чувствую его, так как нежно прижимаю его к себе всем телом. Мальчик улыбается и пытается что-то сказать (вернее, мычит и размахивает руками), я не разбираю ни слова — да и слов там особо нет.
В этот момент откуда-то возвращается его брат, смотрит на нас и радостно говорит, что мы так мило поладили и это так здорово...
А я, совершенно неожиданно и внезапно, в тот же самый момент перехожу на какой-то следующий уровень восприятия и начинаю "видеть" причину болезни его брата.
Видеть, можно сказать, даже без кавычек — в прямом смысле слова, глазами.
В собственном пораженном болезнью сознании он — наполовину лис.
Причина ли это его болезни или следствие?
Сам он представляет, что у него не лицо, а лисья морда и тело куда меньше человеческого; он хочет передвигаться на четвереньках, он уверен, что ему так будет удобнее.... Но никто, никто этого не понимает. А я вижу его таким, каким он видит сам себя.
Получеловек — полулис.
В каком-то странном состоянии задумчивости я опускаю его на пол, и он достаточно резво начинает передвигаться на четвереньках.
Тут ко мне приходит мысль, что наверняка не всё так просто. Может быть, об этой его особенности знает его брат, и, наоборот, всячески пытается удержать его от ухода в звериную сущность полностью...
Да, кажется дело обстоит именно так.
Снова обнимаю мальчика за грудь и встаю с ним на ноги. Он не особо доволен этим обстоятельством, я чувствую это, хоть внешне этого он никак и не выражает — смиренен и не сопротивляется. Ему просто грустно, потому что нельзя быть самим собой и нужно быть таким, каким его хотят видеть другие.
Он не хочет быть таким: самосознание и самоощущение входят в дикий конфликт с реальностью и чужим восприятием, — это и выражаются в болезни.
Она — словно блок. Она — его защита от внешней среды, абсолютно ему чуждой в том виде, в котором его вынуждают её воспринимать.
Лис в мальчике совершенно не хочет понимать, что происходит в мире, он просто терпит своё неправильное (по его же мнению) существование ради тех, кто его любит. Он чувствет чужую любовь как тепло и улыбается, потому что это приятно.
Люди любят животных как других людей.
Животные чувствуют любовь так же, как люди.
Мир вокруг — размыт, он состоит из расплывчатых лиц и фигур, закатного солнца сквозь пыльные окна и... чьей-то любви.
Он точно знает, что когда-нибудь станет собой.
Когда-нибудь.Во сне всё это воспринималось как странный набор чужих неосознанных ощущений.
Всю настоящую горечь, боль и печаль осознания удалось прочувствовать только сейчас, когда записывала.
Сижу, пытаюсь не залить слезами соседей сверху.