Предупреждение: трэш.
Вчера приснился детский дом в Донецке. Вернее, его эвакуация. Война, судя по обстановке, Великая Отечественная.
Эвакуировали всех почему-то в Россию (время действия - 1940-е, но СССР нету), сам пограничный пункт был разбомблен, поэтому за детьми должна была с российской стороны приехать машина с милицией (?)
Я - девочка лет пяти, стою на улице, среди толпы детей разного возраста. Укутана в шубу и платок так, что повернуться могу с трудом.
"Этого никогда не случится с тобой, обещаю...."
Мы стоим около мостика через небольшую речку, за которой уже начинается, собственно, российская территория, и ждем сопровождающих.
Везде разруха: воронки от взрывов, искареженное железо, грязь, пепелище, полуразрушенные дома. Над ними - зимнее солнце, яркое и белое, но не греющеё.
Старшим детям и воспитателям вдруг кажется, что в мертвом городе какое-то движение происходит: люди ходят. Перешептываются - немцы? Не немцы? Может, наши?
Несколько ребят идут к ближайшему земляному валу, образовавшемуся от взрыва, чтобы с него оценить обстановку на местности.
Нас, мелких, воспитатели в спешном порядке подводят поближке к мосту. Я отворачиваюсь от солнца в другую сторону - оно слишком яркое.
Рядом со мной стоит мальчик (он постарше, лет 9), и держит меня за руку. Детская такая, наивная любовь между нами, и меня, ребенка, заботит не война, а чтобы когда его или меня придут усыновлять, нас не разлучили.
Тем временем, оттуда, куда пошли на разведку наши подростки, слышны крики и стрельба.
Мальчик, стоящий рядом, шепотом говорит мне: "Ой.. там что-то такое сейчас было вдалеке...кажется, так ярко, потому что это взрыв.. я слышал, что будет ударная волна, и надо лечь на землю, и закрыть руками уши.. Закрой глаза.."
Я пугаюсь, зажмуриваюсь, и мы с ним падаем на землю, он берет меня за голову, пржимая свои руки - к моим ушам, а я так же беру его.
Внезапно - дичайший грохот и вспышка света такой силы, что хочется закрыть уже зажмуренные глаза еще раз. Я чувствую, что у меня по рукам течет что-то теплое, и понимаю, что это - кровь этого мальчика. И теряю сознание.
Очнулась я уже не той девочкой, которая потеряла сознание, а женщиной, которая эту девочку ищет. Женщина подбегает к мосту со стороны российской территории. На дворе - ночь, ходят какие-то военные, над мостом повешен мощный фонарь, везде - мертвые тела.
Подбегает к мосту с мыслью: "Только бы они были живы, они не могли умереть, я знаю, что они не могли умереть..." - и практически тут же видит девочку и мальчика. Мальчик лежит, а девочка сидит над ним, вся в земле, крови и грязи, и плачет.
Женщина (то есть, я), видит всю эту картину, и бросается на колени, рыдая, обнимает девочку за плечи: "О, Господи, какой ужас, скорее, скорее, пошли отсюда, моя девочка, пойдем, здесь опасно, в любой момент могут придти враги, пойдем скорее!!"
Девочка плачет и отбивается: "Я никуда без него не пойду! Никуда! Без него! Не пойду!!!" - и снова плачет.
Я насилу оттаскиваю девочку, все так же спешно и тихо говоря, что нам нужно _срочно_ уходить, поднимаюсь на ноги и веду её за плечи перед собой, в сторону, из которой прибежала.
Навстречу идет военный, и я безумно пугаюсь его, думая, что он сейчас потребует от меня документы. Но он не обращает на нас с девочкой никакого внимания.
Девочка поворачивается и говорит, чтобы я пошла и забрала что-нибудь из вещей её мальчика, потому что она иначе никуда не пойдет. Я соглашаюсь, говорю ей, чтобы никуда не уходила, и бегу назад, на мост.
Воровато озираясь, и стараясь не привлекать к себе внимания, ищу что-то, что можно было бы взять. И беру почему-то окурок самокрутки (во сне я точно знаю, что эту самокрутку курил тот самый мальчик, хотя он был малолетка).
Беру этот окурок вместе с горсткой земли и бегу обратно, к девочке. Мы уходим.
Сцена меняется: видимо, прошло какое-то время, я удочерила эту девочку, война кончилась, и мы с ней живем в загородном доме на холме, где-то не в России.
Теплый вечер, звезды, огни города вдалеке. Девока убегает от меня по садовой дорожке. Она до сих пор не может мне простить, что тот мальчик, её друг, не выжил. Я чувствую дикую вину - за то, что не приехала раньше, за то, что он погиб, за то, что обещала ей, что они будут вместе, и не буду их разлучать, если захочу её удочерить.
Она убегает, я догоняю её, обнимаю за плечи, потом встаю на колени и обнимаю всю: "Прости меня... пожалуйтса.. прошлого не вернуть, но я никогда, слышишь, никогда не допущу, чтобы такое случилось с тобой.. никогда!"
И я чувствую, что девочка не вырывается больше из моих объятий, и... прощает меня.
Но себя не простит никогда.
арт десятилетней давности, о войне и.. потерях, и.. как же много он для меня значила, и значит, выходит, до сих пор.